кал? Ваську
  напарить - проще простого. Он - не Пилипенко. Тот, хоть и гад, хоть и
  сволочь, и живодер, но далеко не дурак.
   - Кто "твой-то"? - переспрашивает Васька.
   - А они обеи! И еврей, и его котяра. Они у меня теперь вона где, - и
  Пилипенко хлопает себя по карману. - Захочет свою животную взад полу-
  чить? Наше вам пожалуйста. Пришлите полсотни баксов, и кот ваш. Я его
  все едино еще раз отловлю. Не хочете платить - я вашего котика в лучшем
  виде в НИИ физиологии представлю. Нехай этот ваш ебарь-террорист науке
  послужит. Его там распотрошат на составные части, и он еще своим трупом
  миру пользу принесет. Конечно, капусты будет меньше, гроши одни - счас
  на науку ни хрена не дают, но, как говорится, с худой овцы...
   - Был бы он породистьй, можно было бы яво на шапку пустить, - говорит
  Васька. - Гля, какой здоровущий!..
   - А хули толку, что здоровущий? - отвечает ему Пилипенко. - У его вся
  шкура спорчена, морда исполосована, уши рваные. Весь, куда ни глянь,
  везде в шрамах. Его даже овчарки боятся! Будешь пересаживать из сетки в
  "воронок", рукавицы надень. И поглядывай. С им только зазевайся - враз в
  глотку вцепится!
   И несмотря на унизительность моего сиюсекундного положения, несмотря
  на, честно говоря, заползающий в душу холодок обреченности, чему немало
  способствовали истошные вопли этой рыжей идиотки, прижатой ко мне безжа-
  лостными пилипенковсками узами, я не без гордости вспомнил, как два ме-
  сяца тому назад, когда