рые нам часто
  демонстрирует джаз-рок, а скорее перенос того авантюрно -
  импровизационного духа старой музыки в рок. Характеризуемый,
  как в какой-то мере сдержанный, всегда с ударными на одной
  дорожке и с органом на другой, он сегодня не столько
  восхищает своей звуковой лаконичностью, сколько поражает той
  неописуемой изобретательностью, которую он обнаруживает. И в
  этом громадная заслуга Роберта Уайетта, который прявил себя
  не только остроумным, воодушевленным выдумщиком-ударником,
  которому и в технике было мало равных, но своим вокалом.
  Уайетт был одним из первых, кто рассматривал свой голос, как
  солирующий инструмент, а не только средство донесения до
  слушателей текстов. У него был голос, словно у ребенка не от
  мира сего, который, часто ломаясь, подчеркивал свою
  хрупость, а иногда впадал в экстаз, особенно в великолепной
  композиции A Certain King. Если Эйрс привнес в трио
  насмешливую сдержанность британского денди, то Ратледж,
  который еще больше подчеркивал новаторский дух Уайетта,
  извлекая все, что можно, из своего органа Хэммонда, часто
  погружался в инстументальные соло такой глубины, что куда
  там традиционному 15-секундному солированию привычных
  поп-песенок (подобные же разработки отличают гитарную манеру
  Сида Баррета в Pink Floyd). В альбоме Soft Mahcine