модея согласиться со мной. Мы едем к
  нотариусу и подписываем поразительную цидулю. В документе говорится, что
  Шариф Ходжаев, тридцати четырех лет от роду, крещеный, сотрудник охранного
  агентства "Алмаз", выражает свое намерение продать душу дьяволу по истечении
  шести месяцев со дня подписания настоящего контракта. Нотариус явно хочет
  покрутить пальцем у виска, однако я говорю ему, что это шутка. Он уже совсем
  успокаивается, когда Асмодейчик, которому захотелось пить, залезает по
  локоть в работающий в кабинете нотариуса телевизор, по которому показывают
  какое-то собрание, забирает из-под носа ведущего стакан с минералкой,
  выпивает ее и ставит пустой стакан перед нотариусом.
   Нотариус в легком обалдении оттискивает печать, я уплачиваю запрошенные
  им четыреста тысяч и отбываю, рассерженно щипая Асмодея.
   - Вести надо себя прилично! На обратном пути от нотариуса я покупаю целый
  ворох рекламных журналов.
   * * *
   Я сижу, развалившись, в снятой вчера квартире. Асмодей моет на кухне
  посуду. Я внимательно изучаю газету "Из рук в руки". Наконец нахожу то, что
  надобно. Я поднимаю трубку и набираю номер.
   - Алло, - говорю я, - это вы даете уроки латыни?
   Старческий голос крякает в том смысле, что да, уроки латыни имеются в
  ассортименте. Голос представляется как Виталий Сергеевич. Голос, кажется,
  удивлен, что кому-то понадобилась латынь.
   - Как ваш адрес? - говорю я. - Я подъеду через полчаса.