аса.
   - Вы заблудитесь, - кротко отвечает старик, - но через полчаса мы можем
  встретиться на углу Сретенки и бульвара.
   На углу Сретенки, возле аптеки, стоит беленький старичок с палочкой. Он
  тщетно вглядывается в прохожих. Мой "вольво" тихо причаливает к тротуару.
   - Виталь Сергеич? - говорю я.
   Старичок оборачивается. Он обходит "вольво", видимо, ища заговорившего.
  Наверное, он думает, что "вольво" успел его задавить.
   - Виталь Сергеич, садитесь, - повторяю я. - Так как насчет латыни?
   Виталь Сергеич забирается в "вольво" с такой опаской, будто он Иона,
  которому предлагают пропутешествовать в брюхе кита.
   Через пять минут, пробравшись немыслимой вязью дворов, мы причаливаем к
  трехэтажному облупившемуся дому. Дом выходит сразу на три двора и ни на одну
  улицу. Я бросаю "вольво" у подъезда, и мы поднимаемся на третий этаж.
   Дома старичок осведомляется:
   - Вы, вероятно, хотите обучать классическим языкам сына?
   - Себя, - отвечаю я, - и только латыни.
   - Но зачем вам латынь? - изумляется мой старичок. Он не привык, чтобы
  люди на шестисотых "кабанах" учили латынь.
   - Хочу, и все, - отвечаю я.
   - Позвольте, вы знаете какие-нибудь иностранные языки?
   - По фене немного ботаю, - ответил я, - а латынь я учил в медицинском.
  Алфавит выучил и еще помню, кажется, "гутен морген".
   - Это не по-латыни, это по-немецки, - вздыхает профессор.
   - Вот что, - профессор, - говорю я, - латынь мне надо знать