меня на пол, под ноги шефа.
   А тот поставил свою кроссовку мне на загривок и продолжает:
   - Ну что, Шариф, тебе здесь кишки выпустить или Горбуну отдать? Где
  книжки? Я раскрываю рот.
   - Громче! Чего ты несешь!
   - ... ius plenus...
   Шеф успевает разобрать только окончание латинской фразы.
   В следующую секунду мне в руки выпрыгивает мой нарисованный на бумажке
  "люгер". Первая маслина попадает Князю в плечо. Я вижу изумление, написанное
  на его лице. Потом он складывается, как пустая картонная коробка, пополам и
  рушится на пол. Вторая маслина влетает в лоб моему старому знакомому по
  кличке Дубок, и на лбу Дубка расцветает третий глаз. Начинается стрельба.
  Гильзы скачут по всей комнате, как девочки из варьете. Дым заволакивает
  старую профессорскую квартиру...
   * * *
   Через пятнадцать минут ментовка, оповещенная соседями о перестрелке в
  профессорской квартире, прибыла на место происшествия. Она нашла там
  подручного Князя по прозвищу Ленька Хромой с пулей в плече, два трупа, еще
  одного бандита с пулей, запутавшейся в кишках, и брошенный у подъезда
  серебристый "мере" с отпечатками пальцев известного рэкетира Шарифа
  Ходжаева. Профессор МГУ Иннокентий Вареньков пребывал без сознания и о
  происшедшем ничего путного сказать не мог.
   На допрос Леньки понадобился ровно час и три стодвадцатикилограммовых
  опера. Через час, когда Ленька с тремя сломанными ребрами и отбитыми