, и даже
  сверху шоколадом изображен черный дым. И вот Горбун берет нож и ясно, что
  сейчас он этот завод будет есть, под шумное одобрение присутствующих.
   Я говорю Саше: "Пикнешь - убью", - и бочком-бочком за ближайший к выходу
  столик. Моя кодла садится со мной. Минута, другая - к нам никто не подходит.
  Горбун любуется тортом, а потом он торт отодвигает и придвигает к себе
  поросенка - сладкое на потом.Наконец Генка цепляет пробегающего мимо
  официанта и тычет в меню.
   - Свинину, - говорит Генка.
   - Нету, - говорит официант.
   - Тогда гуляш, - говорю я.
   - Нету!
   - А это что, - говорит Генка, указывая в зал, где Горбун старается над
  поросем.
   - Заткни пасть, - говорю я Генке, - а что у вас есть?
   - Макароны.
   - Неси макароны, - говорю я.
   Тут кто-то касается моего плеча. Я оглядываюсь, - за моей спиной два
  мальчика. Очень вежливые. Белые брюки и пиджаки в полосочку.
   - Шел бы ты ночевать в свой номер, - говорит один из мальчиков. - И
  жратву тебе туда принесут.
   Вообще-то, если бы я был сам по себе, я бы мог начать качать права. Это
  даже удивительно, что за столом нет моих знакомых. Но знакомые шефа уж точно
  найдутся. Я бы мог разъяснить кое-что этой лощеной "шестерке", которую
  опету-шат в первом же ИВС.
   Но мы здесь инкогнито. Нам сказали не высовываться.
   И я бледнею, как самый заправский лох, и, сглотнув, выбываю из зала.
   Чтобы не выделяться, мы берем один номер