я в воду, не разведав досконально
  фарватер. Наверняка до него уже дошли слухи о Князе и Горбуне, и ему
  хотелось сначала понять, с чем он связывается.
   - Доволен? - осведомился Чабан.
   - Покажи-ка мне твою волыну, - ответил я. Чабан помертвел лицом и вынул
  из-под мышки потрепанный "ТТ". Обычно он не ходил вооруженный, но он не
  каждый день ездил в гости к человеку, который возит с собой в "девятке"
  целый выводок уссурийских тигров.
   - Махнемся? - сказал я. И вытащил свою. Чабан обомлел. Свою пушку я
  нарисовал, разглядывая картинки с разными старинными пистолетами. Ведь могли
  ж тогда люди! Каждый ствол разрисовывали, что твой Айвазовский. Словом, у
  меня был полицейский "стар": ствол был как ствол, а рукоятку покрывал слой
  золота с полпальца толщиной, и в этом слое были хитро вычеканены всякие
  зверушки с рубиновыми глазами.
   Я не хотел ссориться с Чабаном. Поставить на место - пожалуйста, а вот
  ссориться - не-а, я не драчлив. Просто терпеть не могу, когда мне предъявы
  делают.
   Чабан молча взял протянутый ему ствол и сунул за пазуху. Он даже
  удержался от искушения поддеть пальцем камешки на рукояти - вправду рубины
  или стекляшки?
   - Бывай, Ходжа, - сказал он и повернулся, чтобы идти. Голос его стал
  заметно теплее. Во всяком случае, лицо он не потеряет. Даже если его люди
  будут добираться домой на такси.
   - Погоди, - окликнул я грузина. Тот обернулся: в моих руках