от телевизором меня угробить еще никто не
  обещал.
   И командует:
   - Выкиньте этого засранца!
   Два амбала берут меня под белые руки, и один бьет меня в солнечное
  сплетение, и, когда я сгибаюсь, другой бьет меня коленом в лицо. Лучше и
  быть не может - я кувыркаюсь на пол, к ногам Астафьева, и в полете успеваю
  схватить крошечный обрезок ногтя.
   * * *
   Вечером Астафьев ехал домой по проспекту Вернадского. Его "вольво" шел в
  левом ряду, плотно, след в след и километр в километр, когда вдруг Астафьев
  с ужасом заметил, что колеса предыдущего "жигуля" скинули, видимо, неплотно
  закрепленную крышку канализационного люка. В следующую секунду машину
  тряхнуло. Астафьева подбросило так, что он выбил головой стекло. Водитель
  отчаянно выругался - и в тот же миг автомобиль получил еще один удар - это в
  него врезался спешащий сзади красный "додж".
   Люк повредил рулевую колонку и генератор, а "додж" смял в дым багажник.
   Домой Астафьев приехал задумчивый. Войдя в холл на нижнем этаже, он
  заметил, что жена затеяла перестановку: старший его сын спускался со второго
  этажа в обнимку с огромным плоскоэкранным телевизором. Едва Астафьев вошел,
  его любимая овчарка Альда рванулась навстречу коммерсанту. Мощное тело Альды
  задело балансировавшего на лестнице канатоходца с телевизором, и сын
  Асть-фьева в обнимку со своей ношей кубарем покатился вниз, прямо на отца.
  Астафьев отделался хорошо зашибленным