играл, потому и в ментовку служить
  пошел.
   - Не богохульствуй, мы ментовку как угодно ругать можем, не без греха
  она, да и мать родная, но меру знай, - строго сказал Гуров. - Значит,
  договорились, завтра поутру выезжаем.
   Супруга Крячко с дочкой уехала на лето к родне; он поднялся ни свет ни
  заря и явился к Гурову, когда тот, издеваясь над организмом, делал
  гимнастику.
   - Завтрак готовь, не люблю, когда меня разглядывают, - сказал Гуров,
  впуская друга и проталкивая в кухню.
   Крячко послушно загремел посудой, но время от времени подсматривал, как
  начальник "качается" на тренажере, затем, проделав серию кувырков в разные
  стороны, начал падать на пол. Эта часть гимнастики всегда потрясала Крячко:
  друг падал виртуозно, словно каучуковый, как профессионал, переворачивался,
  вставал в полный рост, вновь опрокидывался, тут же оказывался на ногах,
  проделывая все это почти бесшумно. И это при росте сто восемьдесят с лишним
  и весе свыше восьмидесяти килограммов, а о возрасте лучше не вспоминать,
  начинали лезть в голову нехорошие мысли о собственных годах. И хотя
  Станислав был моложе друга чуть ли не на пять лет, однако сороковник не за
  горами, на улице зовут "мужик", скоро "отцом" величать начнут.
   Когда Гуров занимался в тренировочном костюме, то смотрелся мужиком ладно
  скроенным, крепким, не более того. Но после душа, в плавках, еще не
  окончательно вытеревшись; он вошел на кухню переливающимся тугими