бстоятельства по делу? --
  подсказывает Знаменский, хотя чувствует: вряд ли.
   Не в силах усидеть, Тобольцев вскакивает с привинченного к полу
  табурета.
   -- Нет, я... -- Он топчется у стола, опираясь на него нетвердой рукой.
  -- Пал Палыч, я убил человека!
   Знаменский реагирует, словно на шутку:
   -- Убили? Это кого же?
   -- Фамилию не знаю... то есть тогда не знал.
   -- Странные вещи с вами творятся, Василий Сергеич. Сядьте, постарайтесь
  успокоиться... Ребята приезжали?
   -- Да, вчера. Поглядел, простился, -- от волнения он картавит порой до
  непонятности.
   -- Почему "простился"?
   -- Больше вряд ли увижу.
   Спятил мужик, что ли? Помолчав, Знаменский включает дик­тофон.
   -- Ну ладно, выкладывайте.
   -- Четырнадцатого июня, примерно в семь тридцать вечера я зашел в
  винный магазин на Таганской улице, чтобы выпить, -- начинает Тобольцев
  заученно. -- Там ко мне привязался пожилой незнакомый человек, полный такой,
  в черном плаще. Из магазина он вышел вместе со мной и что-то все говорил, но
  я его не слушал. -- Он приостанавливается, обеспокоенный: -- Вы не пишете
  протокол?
   -- Успеется. Дальше?
   -- Гражданин, который привязался, мне надоел, и я старался от него
  отделаться. Тогда он стал мне грозить, вынул бумажник и совал мне под нос
  какие-то документы, вроде раньше он был