яснилось, что заметить невозможно: темно. Теперь
  возникла деталь с подворотней и окурком.
   -- Да, сначала я упустил эту мелочь, -- Холин неприязненно покосился на
  Панюкова. -- Но о чем она говорит? Только о том, что у меня есть привычка не
  сорить на тротуаре. Воспитанный человек поймет. Рассказывать дальше?
   -- Да, конечно.
   -- Уже столько раз повторял, что заучил наизусть. Значит, я увидел, что
  лежит пожилой мужчина, а рядом валяется бумажник с документами. Я решил, что
  человеку плохо, подобрал бумаж­ник, чтобы не пропал, и хотел бежать за
  помощью. Но вдруг налетели два парня, дружинники, и схватили меня. Вот так я
  был задержан "на месте преступления".
   -- Гражданин Холин забыл добавить, что при появлении дру­жинников он
  бросил бумажник, а по дороге в милицию сбежал и два месяца скрывался, --
  снова вмешивается Панюков.
   -- Неужели лучше, чтобы я удрал с бумажником? Зачем мне чужой бумажник?
  Я думаю, в подобной ситуации любой испугал­ся бы. Представьте, парни
  вообразили бог знает что, никаких объяснений не слушали, бумажник считали
  "железной уликой"!.. Я хотел переждать, пока утихнет шум. Я не думал, что
  все так серьезно! Ведь, когда я побежал, я не знал, что он мертвый! Я же не
  знал! Вы верите? -- взывает он к Знаменскому.
   Последние фразы прозвучали с неожиданной искренностью, и Знаменский
  кивает: