, конечно, для вас ноль...
   -- Ну почему так, Тобольцев?
   -- Да ведь должность моя самая простецкая и преступления
  соответственные. Чего со мной беседовать? Даже по делу интерес небольшой --
  двадцатая спица в колесе... А если про жизнь, то какая моя судьба? Сплошная
  глупость. Но вы... вы сейчас очень важный для меня человек. Только и жду,
  что скажете да как посмотрите... Я ведь двум детям отец! На мне долг
  неимоверный, а я -- вот... Эх!..
   Знаменский останавливает запись.
   -- Диагноз?
   -- Очень искренно, Пал Палыч, -- говорит Кибрит.
   -- Этой записи полтора месяца. Были на полном доверии. А неделю назад
  Тобольцев отказался выйти из камеры на допрос.
   -- И потому ты забуксовал в бумажных дебрях? -- Томин кивает на горы
  папок.
   -- Да нет, "заело" чисто по-человечески.
  
  x x x
  
   И как еще заело! Все уже в этой хозяйственной тягомотине распутано,
  рассортировано, еще чуток -- и с плеч долой. Поведе­ние Тобольцева ничего не
  изменит. Но -- весьма любопытно. Да и самолюбие задевает.
   Надо вызвать его сюда, решает Знаменский. Давненько в тюрь­ме, смена
  обстановки встряхнет.
   Однако если б Знаменский понаблюдал, как Тобольцев в соп­ровождении
  конвоира поднимается по внутренней лестнице Петровки, то понял бы, что номер
  не удался. Явственно постарев­ший, безучастный, Тобольцев