с рассеченным косым шрамом опухшим лицом, украшенным
  к тому же сифилитическим провалом на месте носа, облаченный в перепоясанную
  пулеметной лентой барскую шубу, разодранную и простреленную во многих
  местах, оглядел купе и гнусаво протянул:
   - И-и-их! Буржуйская лавочка! Сразу видать - белая кость, твою так и
  разэтак! Едут втроем, как графья. А ну, выкладай вещички, икспро... прияцию
  делать будем!
   Бородатый казак, неожиданно взревев, бросился на бандита с кинжалом, но
  безносый урод чуть повернулся к нему, сквозь шубу страшно шарахнуло огнем,
  оглушительно грохнуло, и казак с огромной клокочущей дырой в груди рухнул
  прямо на колени истошно завизжавшей Анны Павловны.
   Безносый вытащил из-за пазухи свое чудовищное оружие - обрубок винтовки с
  отпиленным стволом и прикладом - и осклабился:
   - И-и-их! Так и разэтак! Ты что, шкура, думаешь, Махрюту возьмешь за
  рубль за двадцать? Ша! А ты чего визжишь, кляча? - уставился он на
  заходившуюся криком Анну Павловну. - Думаешь, Махрюта до твоего крику сильно
  интересуется?
   Ша! Сказано тебе - выкладай вещички!
   Бандит пыхнул на старую деву дикими горящими глазами, как выползающий из
  туннеля паровоз, и так страшно клацнул зубами, что Анна Павловна мгновенно
  замолчала и уставилась на Махрюту, как дрожащий кролик на приподнявшуюся для
  броска ядовитую змею.
   - Ну и чего ж ты так смотришь, кляча белая, - прогнусил Махрюта,
  стаскивая на пол купе как мучной куль мертвого казака