ности, но потом понял, что этот человек болен, и под
  свою болезнь, в которой переплелись его природный садизм и невротическая
  восторженность, он подвел красивое коммунистическое обоснование - И где же у
  вас этот паштет? - издевательски спросил Борис.
   Ему все надоело, хотелось поскорее убраться из этой душной каюты и уйти
  спать, потому что тело болело после давешних мытарств. Он отвернулся от
  укоризненного взгляда Саенко, принесшего чистые стаканы.
   - Присоединяйтесь, Борис Андреевич, - радушно пригласил Горецкий.
   - Я не желаю с вами пить! - процедил Борис и повернулся, намереваясь
  уйти, потом помедлил и присел в стороне от стола. - Я, разумеется,
  благодарен вам за спасение, за то, что вы уговорили капитана подождать
  несколько часов, но как быть с теми, кто остался там?
   - Им уже ничем не поможешь. - Полковник устало откинулся на спинку стула.
   - А раньше? - крикнул Борис так громко, что Саенко заглянул в дверь
  каюты.
  
  ***
  
   - Все погибло. - Горецкий опустил голову.
   Борис совершенно автоматически отметил, что седины у него в волосах
  ощутимо прибавилось.
   - Произошла катастрофа всего белого движения, - монотонно проговорил
  Горецкий. - Мы потеряли громадную, плодородную и густонаселенную территорию,
  а также, вероятно, две трети нашей армии. В Новороссийске погибли результаты
  двухгодичной славной борьбы.
   - Я всегда знал, что вы обладаете выдающимися аналитическими
  способностями, -