замков, и дверь отворилась. За дверью в инвалидном кресле на больших колесах сидел нестарый еще мужчина с бледным нездоровым лицом.
   - Что же вы не спросили, кто, дверь открываете незнакомым?
   - А чего мне бояться? - искренне удивился инвалид.
   И действительно, глядя на его безжизненные ноги, парни поняли, что самое страшное с этим человеком уже случилось.
   - Ну что, интересуетесь вчерашней машиной? - хитро спросил мужичок.
   - А ты, отец, откуда знаешь?
   - А я вас узнал, вчера из окна видел, как вы ту "девятку" вытаскивали.
   - Глазастый! - не удержался один.
   - Верно, - согласился мужичок, - ноги не ходят, а глаза пока при мне. Пойдемте, покажу, откуда я вчера смотрел.
   Он проехал в своем кресле по темному кривому коридору и выехал в маленькую угловую комнату, два окна которой выходили на разные стороны - одно на улицу Егорова, другое - на Красноармейскую.
   - Я знал, что кто-нибудь придет расспрашивать об этой истории, потому что слишком все странно выглядело. Самое главное - она была очень странная, баба эта, на "опеле".
   - Как - на "опеле"? Она же на "девятке" ехала!
   - Вам интересно? - спокойно спросил инвалид. - Очень про это знать нужно?
   - Очень, - не сдержался старший из парней.
   - А вы не из милиции будете? - настойчиво расспрашивал инвалид.
   - Нет, что ты, отец. Мы по своему делу, - отмахнулись парни.
   - Тогда - тысяча рублей, - спокойно сказал мужчина.
   - Ну ты даешь! Может, еще в долларах тебе платить?
   - Доллары мне без надобности, - ответил инвалид, - я на черный день деньги не откладываю, он для меня уже наступил. А жалко денег - так валите отсюда, ничего не узнаете.
   - Ладно, отец, не сердись, вот держи свою тысячу.
   - Ну, значит, сидел я здесь и смотрел в окно. Я часто в окно смотрю, когда тоска накатит. Этот ящик для идиотов, телевизор-то, осточертел