аналогичной целью собиралась
  большая очередь задолго до открытия. И как же я тогда возмущался! "Ночью!
  Очередь! За продуктами!" А в заказе чего только не было - кажется, даже
  мясо... Или масло... уже не помню. Может, этого не было ничего. Может, мне
  приснилось это такой же лунной ледяной ночью, когда так же змеился по
  мертвому городу снег и так же трещали пулеметные очереди - мне приснились
  эти судки, и блюда, и что-то жареное, горячее, и обжигающий глоток водки,
  и запах кофе, и гости, входящие без оружия, нарядные гости в целой
  одежде...
   Впереди, где-то у Страстной, грохнул взрыв. И улица мгновенно
  опустела - только последние тени задрожали у стен и исчезли, влившись в
  подъезды и подворотни. Я вильнул за угол, кинулся к знакомой двери - это
  был старинный дом, где прошло мое детство, - снова одно из тех многих
  совпадений, которым мы уже перестали удивляться в эти ночи. Дверь была,
  конечно, заколочена. Я рванул с шеи автомат, повернул и примкнул штык,
  подковырнул им доску...
   В подъезде я был не один.
   - Только стрелять не вздумай, - сказал хриплый голос, по которому не
  сразу угадалась женщина. - Ты на площадь?
   - Ну, допустим, - ответил я осторожно. - Вы... вы где? Я не вижу
  здесь...
   - Москвич, - вздохнула женщина, и мои глаза, притерпевшись, нащупали
  ее силуэт. Она стояла на площадке между первым и вторым этажами и
  выделялась на фоне сизого прямоугольника окна. - По выговору слышно -
  москвич.