завивкой с доброжелательнейшим
  интересом разглядывала Сергея Ивановича. Я посмотрел на него ее глазами:
  нечто пухлощекое, пухлогубое, чубастое - на гигантском теле
  девяностокилограммового мужика. Она могла принять нас за отца с сыном -
  впрочем, одет по-сыновьему был я, на нем был приличненький универмаговский
  костюм с галстуком.
   Игорь Васильевич встретил нас в номере радостными рукопожатиями и
  штатной улыбкой. Теперь я попытался и его портрет сформулировать:
  получилось нечто среднее между невзрачным современным киногероем и
  человеком с плаката по технике безопасности. Но улыбка у него была
  хорошая...
   - Как путешествовалось, Юрий Ильич? - улыбаясь этой прекрасной
  улыбкой, морщившей все лицо, Игорь Васильевич двумя руками потряс мою руку
  и немедленно усадил в кресло у журнального столика, сам сел напротив, а
  Сергей Иванович пристроился на краю кровати. Номер был полуприбран, как
  при смене постояльцев. На столик тут же водрузилась пепельница, и мы, как
  водится, закурили разом. - Довольны экскурсией?
   - Ну, - замялся я, - сами понимаете... интересно, конечно...
   - Я думаю, - немедленно перебил Игорь Васильевич, - это ж надо:
  девяносто третий!
   - Я сам всю жизнь мечтал, - вставил и Сергей Иванович, как Гюго
  прочитал, так и возникло желание: обязательно девяносто третий. Некоторые
  хотят, например, две тысячи какой-нибудь, а я почему-то именно в этот
  самый девяносто третий - и все...