шно
  всхлипнув, она повернула ко мне лицо и даже не прошептала - только
  показала губами: "Прости, Христа ради, прости! Не выдавай! Забудь!"
   - Молчи, - шептал я снова ей в ухо. - Лежи молча, не шевелись. Уедут
  - пойдешь дальше одна. Все.
   Она кивнула и сразу же успокоилась - с невероятным интересом она
  смотрела теперь на то, что происходит возле дома. Я смотрел тоже, хотя то,
  что там делалось, уже давно не было ни для кого тайной.
   Одно отделение вошло в дом. Все окна в доме уже горели - неяркий
  ночной свет пониженного, как всегда, напряжения казался на темной улице
  сиянием. Прошло примерно двадцать минут...
   И вот дверь подъезда раскрылась, и показались они.
   Мужчины были все как один в хороших серых пальто и меховых шапках, в
  руках они несли плоские чемоданчики. Женщины были в шубах и полушубках из
  овчины. Дети и подростки шли в куртках, без шапок, в небрежно накинутых
  капюшонах.
   Их было около сотни.
   Они вышли из подъезда довольно тихо, и так же тихо выстроились на
  мостовой в колонну по четыре - два солдата, слегка подталкивая их,
  справились с построением буквально за минуту. Из подъезда вышел последний
  из группы обнаружения. Мгновенно вытащив из полевой сумки огромный висячий
  замок, он запер двери и побежал к танку, над которым возвышалась
  радиоантенна, влез в него. Прошло еще две минуты - и во всех окнах погас
  свет, теперь навсегда.
   Прыткий солдатик выскочил из танка уже с небольшой табличкой