с наедине! - с показной надменностью приказала Авоська.
   Долговязая - на голову выше меня, отчаянно рыжая, вся покрытая легкими веснушками, словно капельками гречишного меда, Авоська свирепо оглядела сначала раскинувшего ноги Ерика, потом - грустного жениха рядом с ним на диване.
   - Занялись бы лучше делом, - процедила она сквозь зубы и поинтересовалась с уничижающим презрением:
   - Надеюсь, юристы твоего жениха дождутся прибытия мадагаскарского шелка?
   - Ты слышал, Гамлет, оказывается, этот долбаный шелк должен употребляться невестой в присутствии юристов! - Ерик опять толкнул плечом жениха и язвительно поинтересовался:
   - Мадам, а прокурора позвать не надо?
   - Сплюнь! - очнулся жених.
   - Мадемуазель! - повысила голос Авоська.
   - Такие подробности твоей личной жизни нас мало интересуют, - с плохо скрываемым презрением отмахнулся Ерик. Странно, но между ним и Авоськой с первого же дня знакомства образовалось мощнейшее поле взаимного раздражения, переходящего в ненависть. Мой жених объяснил это тем, что они оба рыжие.
   - Ты что, не сказала им о договоре? - повернулась Авоська ко мне.
   - Зачем заранее расстраивать деловых людей, - изображая полное равнодушие и скуку, отмахнулась я. - Не будет шелка - не будет свадьбы. Не будет свадьбы - зачем тогда обсуждать договор?
   - Не понял, какой договор? - заинтересовался жених.
   - Естественно, брачный! - процедила сквозь зубы Авоська.
   - Не понял, это что же получается? - вскочил Ерик. - У вас заготовлена малява, которую вы собирались подсунуть на подпись перед дверями загса? Гамлет!
   Это - шантаж!
   - Еремей Срулевич, будьте так добры, не употребляйте в разговоре с приличными людьми бандитского жаргона, - ласково попросила Авоська, пробежав по комнате, чтобы между нею и Ериком оказался большой круглый стол.