ысли Птах, опуская трубку на аппарат.
   - Да... С некоторого времени я не поддерживал контакт с ним и ничего не знаю о его жизни.
   - Так уж и ничего? - не поверил Птах. - Газеты небось читаете. И криминальные сводки по телевизору могли видеть.
   - Девять лет назад меня вызвали в управление делами и дали подписать бумагу, по которой я должен был сообщать о каждом контакте со своим братом. С того самого момента мы и не общались.
   - Скажите, какой благонадежный бухгалтер! - повысил голос Птах. - Бумагу он подписал! А мне думается, что вы перестали встречаться с братом совсем по другой причине.
   - Мы говорили не о причинах нашего с ним отчуждения. Мы говорили о сроках, - мягко заметил Платон, обратив внимание, что от крика лицо Коли Птаха покраснело еще больше, а кончик носа побелел.
   - Даже и не знаю, сможете ли вы узнать своих племянников за эти девять лет отчуждения, как вы изволили выразиться, Платон Матвеевич, - вдруг произнес Птах, поболтав ножками.
   - Смогу, - пожал плечами Платон. - У меня есть их прошлогодние фотографии.
   - И как вам эти сиротки? - не унимался Птах.
   - Тогда они еще не были сиротами, - осторожно ответил Платон, - но в их прошлогодних лицах на фото интеллекта отслеживалось мало. Больше упорства в достижении цели.
   - Да-да-да! - подхватил Птах. - Упорство с налетом умственной отсталости. Это вы правильно заметили - насчет интеллекта. Даже не знаю, как вы справитесь с такими упорными юношами.
   - Что вы сказали? - напрягся Платон. - Это взрослые мальчики, то есть я хотел сказать - молодые мужчины. Если не ошибаюсь, они уже совершеннолетние! Постойте... Ну да, старшему - двадцать, а младшему...
   - Скажите, пожалуйста! - с удовольствием в голосе перебил его Птах. - А ведут себя, как дети малые и неразумные! Давеча - не поверите! - украли из турецкого