унуть иголку обратно, все вывалилось, подожди, не дергайся...
   - А!...а...вщи-и-их!
   - Чох спас мне жизнь, - скажет потом Платон медсестре. - Вы успели прийти, пока я чихал. Один племянник зашиб меня до инсульта, другой чуть не загнал в вену грязь и воздух.
   - Они вас любят, - улыбнулась медсестра. - Они добились невозможного.
   - Невозможного?
   - Вы только час назад пришли в себя, а племянники уже получили разрешение забрать вас домой.
   - Нет!!..
   - Не надо так дергаться. Они денег не пожалели. И медсестру самую сексапильную уговорили, и врача навещать вас по два раза в день. Требовали отвести их к лучшему специалисту, но только чтобы фамилия его была не Екклесиаст. Смешные! И посмотрите только на эту роскошь! - показала она куда-то в угол.
   Платон скосил глаза и сначала ничего не понял. Тогда медсестра села в новехонькую блестящую инвалидную коляску и стала кататься и кружиться в ней по палате, напевая.
   К подъезду Платона привезли на "Скорой". Он с ужасом обнаружил, что из незакрывающегося уголка его рта тонкой струйкой вытекает слюна.
   К лифту племянники донесли коляску на руках. В раскрытом прямоугольнике двери квартиры стояла женщина с букетом роз.
   - Ненавижу розы! И вообще алый цвет не люблю! - вдруг обозлился Платон на цветы, на свою невнятную речь, на испытующий взгляд Авроры.
   - Я знаю, - невозмутимо ответила та, шарахнув букет ему в колени.
   - А-а-а! - закричал Платон и дернулся. Тут же рядом с коляской возникла стройная фигурка сопровождающей медсестры.
   - Больной, - строго заметила она, - вам вредно нервничать. А вы, женщина, не бросайтесь цветами в инвалида!
   - Как же мне не нервничать? - завелся Платон. - Она исколола мне шипами колени!
   - Вы чувствуете? - присела медсестра, обнажив яблочки коленок. - Он чувствует! - восторженным