шись домой и
  собирая его вещи, я вновь почувствовала страшную тоску и отчаяние, и никакие
  спасительные мысли мне уже не помогали. Я каталась по полу и выла,
  отбрасывала прочь костюм, и зарывалась в него лицом, и вновь отбрасывала, и,
  как в бреду, твердила:
   - Господи, господи... - не зная, что просить у бога.
   Телефонный звонок прозвучал в осиротевшей квартире как набат. Я бросилась
  к телефону с нелепой мыслью, что труп в морге в самом деле кто-то другой,
  что все как-нибудь разъяснится и Глеб, живой и невредимый, вдруг скажет:
  "Как дела, дорогая?"
   - Полина... - Голос звучал испуганно. - Это Володя. Можно, мы приедем?
   - Да, - ответила я разочарованно и бросила трубку, жалея, что
  согласилась, мне никто не был нужен, никто, никто...
   Они приехали очень быстро, должно быть, звонили уже по дороге. Я пошла
  открывать и увидела Володю с женой, ее звали Светлана. Владимир Сергеевич
  Калганов был нашим адвокатом, его рекомендовал нам один мой знакомый. Володя
  оказался не только хорошим адвокатом, но и приятным человеком, и мы очень
  скоро подружились. Светлана, с красными от слез глазами, молча обняла меня и
  всхлипнула. Мне же это безмолвное выражение соболезнования было неприятно и
  даже тягостно. Впрочем, неизвестно, как бы я вела себя в подобной ситуации.
   Я попыталась взять себя в руки, боясь, что позволю себе что-нибудь резкое
  и совершенно несправедливое в адрес моих друзей.
   - Даже не знаю,