омых. Только отчиму. Но и с ним при мне не разговаривал, просто
  сообщал: "Пойду позвоню отчиму". Навестить же отчима никогда не предлагал,
  да мне бы и в голову не пришло ехать в Екатеринбург...
   Я еще немного порылась в бумагах. Ничего существенного. Что-то вроде
  беспокойства закралось мне в душу: должно же было хоть что-то остаться.
  Впрочем, если заглянуть в мой стол, вряд ли там обнаружится что-то
  интересное. Никаких писем и открыток, потому что родственников у меня тоже
  нет. А телефоны и адреса общих знакомых в электронной книжке в прихожей.
   Я потерянно оглядела комнату. Наша свадебная фотография на тумбочке. Ее
  сделали, когда мы выходили из загса, обычный любительский снимок. Я уткнула
  нос в букет цветов так, что лица почти не видно, Глеб в этот момент повернул
  голову ко мне, и на фото его лицо неузнаваемо. Часть щеки и затылок. Это
  единственная фотография. Я терпеть не могу фотографироваться, и Глеб,
  по-моему, этого тоже не любил. Отправляясь в загс, ни о видеокамере, ни о
  фотографиях он не позаботился. Володя, узнав об этом, расстроился и поймал
  какого-то самодеятельного фотографа. Теперь фотография - это все, что
  осталось у меня на память.
   Мы познакомились год назад в Египте. Я приехала туда одна. Врачи
  настойчиво рекомендовали мне покой и смену впечатлений, сочетание, на мой
  взгляд, несколько неожиданное, но спорить я не стала. Наткнулась на
  объявление