биты в гимнастерку, и ни одной нашивки за
  ранения.
   Он шел вдоль окопа, цепко оглядывая сектора обстрела. Остановился у
  пулеметной ячейки, попрыгал, проверил окопчик с боезапасом, остался
  доволен.
   - А ну-ка, - комбат отодвинул молодого сержанта, стремительно повел
  стволом противотанкового ружья. - Ничего не видишь? - спросил он.
   - Никак нет.
   - А то, что у тебя бугорок в левом секторе перекрывает биссектрису
  огня?
   - Так маленько совсем.
   - Это ты танку объясни, когда он оттуда на тебя пойдет. Срыть!
   И расчет пополз в поле срезать саперными лопатами еле заметную
  складку на земле.
   Он был совсем молодой, этот комбат. В сорок первом прямо со школьной
  скамьи на курсы младших лейтенантов, потом бои, отступления, оборона,
  атаки. За свою короткую жизнь он научился командовать людьми, знал назубок
  любое стрелковое оружие, был храбрым и добрым.
   Командир первой роты старший лейтенант Кочин смотрел, как ладно, в
  обтяжку сидит на комбате гимнастерка, как лихо сдвинута на бровь шерстяная
  пилотка, и думал: без всего этого героического Шкаев не сможет жить,
  наверное.
   - В общем, я обороной доволен, Кочин, - сказал комбат, - внешним
  видом людей доволен, оружием.
   Они пошли вдоль извилистого окопа, солдаты вскакивали, поправляя
  гимнастерки.