м, что
  приближается зима и полярная ночь, что сыну скоро в школу и нужно дать ему
  возможность пройти подготовительный этап в нормальном ритме - еще тысячью
  причин объяснял. Но одна - самая убедительная, в которой было страшно
  признаться самому себе - заключалась всђ в том же - Громов не мог поверить,
  что история с транспортами закончилась. И хотя Маканин при последней
  встрече авторитетно утверждал, что, по данным разведки, мы победили,
  противник поджал хвост и теперь раз пять подумает прежде, чем начинать
  военные действия против таких отличных бойцов, Громов продолжал
  сомневаться. Войну легко развязать, думал Громов, но ой как непросто
  закончить.
  
  Константин посмотрел на свое отражение в старом мутноватом зеркале,
  подвешенном над раковиной. Отметил ряд признаков, отнюдь не
  свидетельствующих о крепком физическом и духовном здоровье: запавшие глаза,
  бледная кожа, резко очерченные скулы - краше в гроб кладут.
  
  "Если бы меня сейчас видел Федор Семенович, - подумал Громов, - тут и конец
  моим полетам".
  
  Он провел рукой по щеке и решил побриться. Бриться в три часа ночи - еще
  один нехороший признак, но и появляться в КДП с щетиной на подбородке
  командир воинской части не имел морального права. А на КДП сходить стоило.
  Хотя