ив, а
  опоздав, потерял себя, потерпел жизненный крах, -- нет, такого сравнения
  режиссер вовсе не пытается делать. Вторая часть, вторая версия жизни героя
  оказалась не менее сложной и интересной, чем пер­вая, она и волновала не
  меньше, чем первая. Но волею судьбы из-за минутного опоздания это была уже
  другая жизнь, другая судьба, а всего-то, каза­лось, герой вошел не в ту
  дверь. Вот тогда-то Азларханов впервые подумал: ведь и в его судьбе не было
  бы ни Москвы, ни Ларисы, ни юрфака уни­верситета, ни аспирантуры, уйди он
  при демоби­лизации со всеми в торговый флот, в рыбаки или в китобои.
   Как бы сложилась тогда его жизнь? В ту пору он, счастливый, видевший
  впереди только успех, продвижение, служение делу, к которому тянулась душа и
  сердце, не пожалел ни о рыбацких сейнерах в холодной Атлантике, ни о
  раздольной моряцкой жизни, и Ларисе, конечно, о такой неожиданной проекции
  фильма на свою жизнь не рассказывал. Но фильм долго не шел у него из головы:
  ведь и еще раз мог свершиться крутой перелом в его жиз­ни, останься он в
  Москве. А такое легко могло случиться -- не заупрямься он, не настаивай на
  том, что дело его жизни -- конкретная работа с людьми, а не бумаги, теории,
  преподавание. А как упраши­вала Лариса тогда же подать заявление в загс,
  го­ворила, что ей еще два года доучиваться в Москве, как она не хотела
  разлуки, и родители намекали на простор своей пятикомнатной квартиры,
  достав­шейся от деда, профессора МГУ, говорили, что вряд ли когда еще
  представится ему