такая благоприятная возможность остаться в Москве. Да и в
  институте он значился на хорошем счету, заканчивая, стал членом партбюро, и
  заикнись, что женится на мо­сквичке и желает поработать над докторской
  диссертацией, ему пошли бы навстречу, подыскали ин­тересную работу.
  Согласись он тогда, послушай Ларису, сейчас, наверное, жил бы на Чистых
  прудах, рядом с новым зданием театра "Современник", давно уже был бы
  доктором юридических наук, а то, гля­дишь, и членом-корреспондентом, потому
  что еще тогда его идеи вызывали одобрение у научных ру­ководителей, людей с
  именем, по чьим учебникам он учился в университете.
  
  
   2
  
   Амирхан Даутович однажды неожиданно размеч­тался о том, как сложилась
  бы его жизнь, останься он тогда после аспирантуры в Москве. То видел себя
  седовласым профессором на кафедре, то членом Верховного суда или Прокуратуры
  СССР. Вдруг с пронзительной ясностью вспомнил старинный жел­то-белый особняк
  с колоннами в ложноклассическом стиле, где жила Лариса, вспомнил кабинет ее
  деда, профессора права в еще дореволюционном универ­ситете. Какие там были
  книги! И этими книгами ему великодушно разрешали пользоваться. Ее ро­дители
  шутили, что не зря сохраняли библиотеку, чувствовали, что будут у них, если
  не в роду, так в родне юристы. Помнил он и их дачу в Голицыне, на берегу
  речки, совсем недалеко от бывшего имения князей Голицыных, где сейчас открыт
  музей... Какие там пейзажи! Поленовские! Солидная, степенная жизнь,
  многочисленная родня, которая обожала