от машин площадь, запылившиеся за долгий день розарии и даже нижние ветви
  мощных дубов, наверное, посаженных первыми жильцами этого мрачного,
  уходящего окнами в землю старого ба­рака.
   Прокурор не видел, как управлялся во дворе садовник, хотя все
  происходило у него под окном, но неожиданную свежесть из распахнутой настежь
  форточки он почувствовал. Наверное, Амирхан Даутович потому особенно остро
  ощутил спасительную свежесть, что уже часа два-три чувствовал, как ему
  отчего-то не хватает воздуха, хотя никогда прежде не жаловался, легко
  переносил жару и духоту.
   У розария уже зажглись фонари, в ярком осве­щении жирно поблескивал
  свежевымытый асфальт, над лужицами тянулась легкая пелена пара.
   "Дождь, что ли, прошел?" -- очнулся прокурор, но тут же отбросил эту
  мысль: дождь летом в этих краях -- большая редкость. Он подошел к форточке,
  расстегнул ворот рубашки и жадно дышал; потом подумал, что ему ведь ничто не
  мешает выйти из душного кабинета во двор, телефон он услышит -- лишь бы
  позвонили.
   Первая горячая волна от вымытого асфальта и освеженной земли прошла, и
  все вокруг уже не исторгало накопленный за день жар, как час назад, а дышало
  свежестью; в палисаднике, под окнами, и чуть дальше, у розариев, пахло
  землей и садом, как после дождя. "Волшебная сила воды!" -- отметил Амирхан
  Даутович. Он стоял во дворе, напротив ярко освещенного зева распахнутых
  настежь дверей затихшей к ночи милиции, и вглядывался в тем­ноту -- не
  вынырнет ли вдруг из-за