ул стул:
   - Присаживайтесь.
   - Спасибо. - Пожилой уселся, нога так и осталось прямой. - Только не принимай меня за инвалида, сынок: на протезе я ковыляю дольше, чем ты на своих двоих. Просто не люблю пить пиво в одиночестве, а кроме тебя, здесь, пожалуй, и словом перемолвиться не с кем.
   - Разве?
   - Ты об этих? Кладбища мозгов. Зачем мне такая компания?
   Олег пожал плечами:
   - Я тоже не весельчак.
   Пожилой окинул его ясным взглядом, сказал:
   - У тебя, мил человек, душевная несвязуха. Пройдет. Порой, чтобы на верную дорожку ступить да за верное дело зацепиться, и перестоять не вредно, перетоптаться. Вот ты и топчешься. Это совсем не то же, что плюнуть в лицо жизни и доживать век растительно и квело. Так оно, конечно, спокойнее, но уж очень противно.
   Пожилой утопил в пиве усы и в три глотка выпил полбокала. Крякнул, отер пену привычным жестом, кивнул:
   - Меня Иваном Алексеевичем звать.
   - А я - Олег.
   - Так что не томись, Олег. Перемелется все - мука будет. Вот из нее-то и можно хлебушко печь. Только позаботиться нелишне, чтобы очаг был.
   - Лучше камин.
   - Очаг. Дом. Место, где тебе не страшен мир, каким бы уродливым ликом он к тебе ни оборачивался. - Пожилой вздохнул. - А к дому войну и близко подпускать нельзя. А у нас... - Иван Алексеевич отхлебнул еще пива. - И не война вроде еще, но уже давно не мир. Одни людишки по жизни волками серыми рыщут, другие - стволами осиновыми стынут, да будто в сыром лесу... На волю дровосека.
   Ивана Алексеевича повело быстро.
   Олег только пожал плечами:
   - А может, всегда так и было?
   - Так, да не так. Просто тот огородик, на котором "зелень" зацветает, лучше кровушкой удобрять: вот тогда баксы "лимонами" и восходят, как лопушье! И что там жизнь каких-то солдат? - Иван Алексеевич