роткая и прямая. Хозяин затянулся, выпустил невесомый ароматный дым и неспешно двинулся снова мерить комнату шагами.
   Застывший у стены неестественно высокий и худой человек в черном костюме, в пуловере-самовязе и рубашке, застегнутой наглухо, выглядел в этой комнате жалко и неуместно. Круглые очки в металлической оправе сидели на крупном носу как влитые; если бы ему добавить модную в годы революции бородку-клинышек - ни дать ни взять эсдек первого призыва, да и только.
   Хозяин остановился, внезапно повернул голову, глянул на застывшего человека желтыми тигриными глазами спокойно и тяжело:
   - Скажите, товарищ Хейфиц, что движет людьми в нашей стране?
   Долговязый, судорожно сглотнув застывший в горле комок, произнес:
   - Непобедимое учение Маркса-Ленина-Сталина, товарищ Сталин!
   - А почему вы забыли Энгельса? Или Энгельс для вас уже недостаточно авторитетный марксист? - Сталин говорил с мягким кавказским акцентом, очень тихо, размеренно, и последнюю фразу произнес вроде в шутку. Лоб Хейфица мгновенно покрылся густой липкой испариной.
   - Я... Я хотел сказать... Товарищ Фридрих Энгельс внес неоценимый вклад в развитие теории пролетарской революции. Особое внимание он уделял положению рабочего класса в капиталистических странах, и его фундаментальные работы...
   - Можете не продолжать, товарищ Хейфиц. Я хорошо знаком с работами Энгельса. Или вы мне не верите? - Черенком трубки секретарь ЦК КПСС указал на пуговицу на костюме долговязого.
   - Что вы, товарищ Сталин! Я, как и весь советский народ...
   - Почему тогда вы мне врете, товарищ Хейфиц? - На этот раз Сталин выделил слово "товарищ" особо...
   Пот покатился крупными каплями по мертвенно-бледному лицу долговязого, горло перехватила судорога; он пытался что-то сказать, но не мог, только открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на