мужики торговали саженцами,
  купила пять прутиков крыжовника и две рябинки.
   - Дичок? - сурово спросила я, мужик возмущенно заклохтал и пообещал
  урожай на железнодорожный контейнер. Спорить я не стала и вернулась к
  машине. Люська, увидев саженцы, хмыкнула и сказала:
   - Головастая ты у нас баба.
   - Смотри-ка, сообразила, - ответила я. - Варит головка. Деньжатами
  запахло, и шестеренки завертелись.
   Люська хохотнула и опять мечтать принялась. Когда из города выехали, она
  уже скупила всю местную барахолку и в Москву отправилась, но с полдороги
  вернулась и сказала, только что не мурлыча:
   - Машину тебе подарю, импортную. Будешь ездить, как белая женщина.
   - Ага, - хмыкнула я. - И тебя возить.
   - Нужна ты мне. Я себе "Вольво" куплю и шофера к нему: блондина с
  голубыми глазами. - Люська немного помолчала и добавила:
   - Машина нам бы и вправду не помешала, мало ли что, а на твою "копейку"
  никакой надежды, возьмет да и развалится.
   - А ты не каркай.
   Возле указателя я свернула на проселочную дорогу, проехала еще пару
  километров и увидела крышу своей дачи. С виду дача была ничем не
  примечательная: типовое двухэтажное сооружение с большой верандой, однако
  внутри имелись настоящий камин и настоящая медвежья шкура. Шкура мне
  досталась по наследству от дядьки-лесничего, вместе с парой оленьих рогов, а
  камин