ски он отправлялся дважды: до и после Отечественной войны. После войны
  уже вместе с моим отцом. В родном доме жили чужие люди, а время было такое,
  что о сокровищах вслух говорить не следовало. Обе экспедиции успехом не
  увенчались. Мой отец в одиночку предпринял попытку отыскать клад, потом еще
  дважды отправлялся на поиски с друзьями, но каждый раз неудачно: не только
  до царских червонцев, но и до подпола добраться никак не удавалось. Народ в
  бывшем бабкином доме проживал на редкость недоверчивый и осторожный.
  Последняя попытка отыскать сокровища была предпринята моими двоюродными
  братьями несколько лет назад. Конечно, вернулись они ни с чем. Дом к этому
  времени совсем обветшал, часть его снесли, а часть перестроили. Так что
  определить, где кухня и под ней подпол, а в подполе большая бочка, стало
  затруднительно. Но мысль о сокровищах неизменно будоражила наше семейство.
  Ни одно застолье не обходилось без заунывного перечисления бриллиантов и
  изумрудов, а также наполеоновских замыслов по их обнаружению. То, что
  Мышильда, глядя на могильную плиту предков, вспомнила о кладе, меня не
  удивило. Но раздосадовало. И я потащила ее к другим родным могилам, переведя
  разговор на дела земные. Мышь задумчиво кивала в ответ и вдруг брякнула:
   - Елизавет Петровна, давай съездим.
   - Куда? - растерялась я.
   - Как куда? В места обитания предков. Посмотрим на дом, и вообще...
   - Чего на него