ги руками и
  горько заплакал, перемежая всхлипывания выкриками: "Елизавета". Значит,
  плохи дела: не только в долг не дают, но и к столу уже не приглашают. И
  теперь перед ним трагический выбор: либо умереть, либо начать работать. Я
  потрепала его по плечу и сказала:
   - Есть место дворника.
   Он вскрикнул и побледнел.
   - А также сторожа. Сутки дежуришь, двое дома.
   Михаил Степанович сполз на пол и распластался у моих ног. С трудом
  дотянувшись до сумочки, я извлекла кошелек, пересчитала деньги и положила
  сотню на журнальный столик.
   - Все, - сказала я сурово.
   В этот момент в дверь позвонили. Осторожно перешагнув через Михаила
  Степановича, я пошла открывать. На пороге стоял Иннокентий Павлович в мятом
  костюме, с галстуком, сбившимся набок. Волосы взлохмачены, глаза горят
  нездоровым блеском, знакомый аромат коньяка известил мое обоняние, что
  последний основательно поддержал себя перед решительным разговором.
   - Лиза, - начал он, но я перебила:
   - Момент, Михаил Степанович еще не закончил свой монолог.
   Последний с любопытством заглянул в комнату, где Михаил Степанович орошал
  слезами ковер на полу, а я пошла к телефону и набрала номер Мышильды.
   - Алло, - пискляво отозвалась она, а я осчастливила ее:
   - Собирайся в экспедицию.
   - Ты это серьезно?
   - Конечно.
   - А деньги?
   - Деньги - мои проблемы.
   - Мы правда туда поедем? - недоверчиво переспросила сестрица.