олю. Женщины были под
  стать мужчинам и на мешки с картошкой к прочую дребедень посматривали с
  неизменной усмешкой, а при случае могли бы гнуть подковы, но просто не
  видели в этом необходимости.
   Мышильда была в семье белой вороной, точнее мышью, и не белой, а рыжей.
  Рост у нее средний, а по нынешним меркам ниже среднего, а общий вид какой-то
  худосочный, наводящий на мысль о бледной немочи и прочих болезнях. Бюст и
  зад отсутствуют практически полностью, зато плечи торчат, точно вешалка в
  шифоньере. Ноги могли бы выглядеть вполне прилично, умей она ходить на них,
  но Мышильда любит высокие каблуки, при этом шаркает и бредет на
  полусогнутых. Лицом сестрица походит на подопытную белую мышь - востренькая,
  смышленая, с глазками-бусинками, светло-рыжими ресницами и бровями, пятнами
  веснушек по всей физиономии и неопределенного цвета волосами, собранными на
  затылке в тощий хвост. При такой внешности сестрица, ко всему прочему,
  всегда отличалась некоторой врожденной злокозненностью и склонностью к
  ехидству.
   Мышильда просочилась в комнату, а я, взглянув на сестрицу, подумала в
  очередной раз: "В семье не без урода". Росли мы с ней как бы в одной семье,
  мама Мышильды, сестра моего отца, работала проводницей и часто
  отсутствовала, а ее отец, подобранный тетушкой на каком-то полустанке, лет
  через семь после рождения дочери поехал навестить родню, да так никогда
  больше