о.
   - Ага. Я тебя отпущу, а ты к ментам побежишь.
   - Не побегу. Поверь, я правду говорю. Сашка покачал головой.
   - Я себе и то не каждый день верю. Поживешь со мной немного.
   - Муж будет беспокоиться.
   - Я тебе оправдательную записку на пишу. Не боись. И вот еще что, Марья
  Павловна, мордашка у тебя очень красивая, грех такую портить, так что не
  нарывайся и о кастрюльке помни.
   - Я буду молчать, только отпусти.
   - Отпущу, на что ты мне. Но попозже. Поехали.
   На почте не было ни души, за исключением сидящей за стойкой Людмилы
  Ивановны. Я подошла к ней, а Сашка стал звонить, при этом стоял лицом ко мне
  и зорко поглядывал. Я болтала с Людмилой Ивановной, безуспешно пытаясь найти
  выход из дурацкого положения. Я могла написать записку и передать ей.
  Женщина она неглупая и должна сообразить. Я покосилась на Сашку,
  прислушиваясь к тому, что он говорит. В этот момент он как раз объяснял
  кому-то, как проехать к нашей деревне, и следил за мной. Это ясно, стоит мне
  сделать что-то подозрительное, по его мнению, и голова моя будет напоминать
  кастрюлю. Рискнуть? Я опять на него покосилась. Черти из Сашкиных глаз
  исчезли, смотрел он холодно и зло, и я снова подумала, что человек он,
  безусловно, опасный.
   Он закончил разговор, я попрощалась, и мы вышли на улицу. Меня неудержимо
  тянуло к людям. Не может он убить меня белым днем на глазах у граждан. Или
  может?