йким моим поклонником, еще с
  третьего класса. Мы вместе учились в школе, потом в институте. Он предложил,
  и я согласилась. Папа сказал:
   - Вот и хорошо. - Но счастья в его глазах не было, как не стало счастья и
  в моей жизни. Наше с Димкой супружество не задалось с самого начала. И
  камнем преткновения стал мой отец.
   - Откуда у него деньги? - начинал Димка бесконечный монолог. -
  Допляшется, опять сядет. Ты хоть знаешь, чем он занимается, этот твой Павел
  Сергеевич?
   Тут меня обычно прорывало:
   - Он не мой Павел Сергеевич, он мой отец, чтоб ты знал.
   Больше всего меня злило, что от отцовских денег Димка не отказывался.
  Двухкомнатную квартиру нам купил отец, и обстановку, и машину, и даже гараж.
  Димка воспринимал это как должное, но отца иначе как бандитом не называл.
   Уже сколько раз я всерьез думала о разводе. Ссорились мы все чаще, слова,
  произносимые при этом, становились все обиднее, пока три недели назад Димка
  в бешенстве не дал мне пощечину. Что-то во мне разом оборвалось. Я уехала к
  отцу, плакала, хотя сказать правду постеснялась, отец сидел хмурый,
  непривычно молчаливый, а потом заявил:
   - Я твоему мужу морду набью. На следующий день Димка встретил меня с
  работы, просил прощения, даже плакал. Я простила, но за эту пощечину
  перестала его уважать. Стал он для меня кем-то вроде капризного ребенка: и
  утомительно с ним, и жалко.
   Несколько дней