вдоль кромки леса, шурша опавшей листвой, не
  торопясь направилась к шоссе. На попутном грузовике доехала до ближайшего
  города. Потом города мелькали и мелькали, а я рвалась все дальше.
  Пересаживалась с одной машины на другую, дремала, свесив голову на грудь или
  отвернувшись к окну, уходя от досужих разговоров. На ночь зарывалась в стог
  сена, чтобы не замерзнуть, или шла пешком. Потом вновь какой-нибудь
  грузовик, тепло, мерное покачивание, навевающее покой, недолгий сон. Я
  отучила себя думать и вспоминать. Тогда важно было одно: скрыться, убежать
  как можно дальше, туда, где меня никто не знает и не найдет. Те три сотни,
  что я нашла в бумажнике парня, так и остались нетронутыми: водители
  попадались щедрые, от денег отказывались, а я не настаивала. Есть не могла.
  Как-то раз купила сосисок и чашку кофе, с трудом проглотила кусок, но
  желудок мгновенно воспротивился этому. Меня долго рвало, потом я сидела в
  парке какого-то города, смотрела на голубей и пыталась справиться с
  головокружением.
   Через неделю я оказалась на Урале. Шофер "КамАЗа" высадил меня прямо
  возле автовокзала областного центра, и я пошла в буфет выпить чаю. Шел снег,
  липкий и еще не настоящий, а я была в туфлях, которые за неделю скитаний
  почти развалились. Я простудилась, жутко кашляла, глаза слезились, и в целом
  выглядела по меньшей мере нелепо.
   Я вошла в буфет, взяла стакан чая и устроилась поближе