дня врач сказал - рак у нее. Вот
  такие вот дела... - Я молчала, не зная, что на это ответить. - Третий раз
  жизнь по новой начинать... С одной жил - разошлись, я-то все по
  командировкам, ну... вышло дело... да... С Натальей хорошо жили, и вот тебе.
  Дом этот на ее сына записан, весной вернется с армии, а мне куда? В сорок
  семь лет много не набегаешь.
   - Может, не все так плохо у вашей Натальи, иногда чудеса случаются...
   - Может, - кивнул он. - Только врач сказал - полгода, не больше. Дела...
  Я тут малость посижу, а ты меня утром часов в шесть разбуди, мужики в семь
  выезжают, надо успеть их перехватить, на дорогу выйти.
   - Разбужу, - кивнула я и пошла в комнату.
   Я думала, что усну мгновенно, но долго не могла сомкнуть глаз. Таращилась
  в потолок и думала: о себе, о Петре Васильевиче, о неведомой Наталье. В
  полночь хозяин пошел на двор, загремел ведрами, а потом долго не
  возвращался. Я поднялась и, накинув куртку, вышла в сени. Хозяин
  расположился прямо на холодном полу, с босыми ногами и в расстегнутой до
  живота рубашке. Богатырский храп возвещал о том, что сон его крепок. Покачав
  головой, я с великим трудом его растолкала, помогла подняться и отвела в
  спальню. Потом вернулась на диван и через пятнадцать минут, кажется, уже
  спала.
   Проснулась ровно в пять. Долго смотрела в темноту за окном. Оделась и
  вышла проведать хозяина: спал он крепко и просыпаться явно не собирался.