(белые, разумеется) и два огромных ковра, один на
  стену, другой на пол, потому что она вечно мерзнет, а тапок у меня не сыщешь
  днем с огнем.
   Алька сидела на кровати, слушала Шуберта и смотрела на меня с томлением.
  Потом предложила:
   - Может, купить тебе диван?
   - Не надо, - испугалась я.
   - Люди приходят, а сесть негде.
   - Почему это? На полу полно места, а для удобства есть подушки,
  шестнадцать штук. Больше народу квартира все равно не вместит.
   Алька махнула рукой, перевела взгляд на люстру, вздохнула и сказала:
   - Дело есть.
   Я растянулась на кровати, сунув под голову подушку, и лениво спросила:
   - Какое?
   - Важное. У моего завтра свободный день. Прикинь?
   Я прикинула: такое, судя по Алькиным рассказам, случалось нечасто.
   - Хотим закатиться ко мне на дачу.
   - Дело хорошее, - кивнула я, ожидая, что последует дальше надо полагать,
  я буду в группе прикрытия вешать Витеньке лапшу на уши и следить за тем,
  чтобы ситуация не вышла из-под контроля.
   - Мне завтра надо на фабрику ехать, сто километров, - нахмурилась Алька.
  - Люди ждут.
   - С любимым поедешь? - спросила я, а она разозлилась:
   - Драгоценное время терять?
   - Неужто не поедешь? - ахнула я и даже приподнялась на локте, заглядывая
  подружке в глаза: пренебрежение к работе - что-то новое, не иначе как
  безумства любви приобрели опасный размах.
   - Слушай, съезди ты, - предложила Алька, а я в ответ выпучила глаза:
   - Как