ных дорог!
  Трупами!
   С простреленными головами, сердцами, душами!
   - Надо же, - подавленно произнес Евлентьев и надолго уставился в боковое
  стекло, будто и в самом деле надеялся увидеть на обочине Минского шоссе
  завалы трупов, не убранных после схваток.
   Машина миновала Жаворонки, Голицыне. Дорога стала свободнее, туман
  рассеялся, и Самохин увеличил скорость. Теперь стрелка спидометра, как
  приклеенная, лежала на цифре "сто десять", но и это, как оказалось, не
  слишком много, их постоянно обгоняли отчаянные ребята на "Мерседесах",
  "Вольво", джипах.
   - Куда, интересно, все они опаздывают? - удивился Евлентьев, с насмешкой
  удивился, даже с осуждением.
   - Они никуда не опаздывают, - жестко поправил его Самохин. - Они так
  живут.
   Это их темп. На такой скорости они едут к девушкам, за водкой, получить с
  кого-то деньги или кому-то отдать. Представляешь, что думает о тебе
  черепаха?
   Она думает про тебя примерно так... Какой же он суетливый, нервный,
  издерганный!
   Куда же он, бедный, несется? Что ему, несчастному бедолаге, на месте не
  сидится...
   - Значит, я из черепах?
   - Я надеюсь, что ты из удавов! - рассмеялся Самохин. - Они тоже не очень
  шустры... Но у них есть другое.
   - А что у них есть?
   - Готовность к броску. Один отчаянный бросок - и месяц сытой, беззаботной
  жизни.
   - На Кипре? - задал Евлентьев странноватый вопрос, перебросив разговор от
  зоологии