есять дней. Если увижу на
  тебе обычную твою одежду - накажу.
   - Как? - спросил Евлентьев, вспомнив, что уже слышал это предупреждение.
   - Сдеру с тебя все, и в номер будешь возвращаться голым.
   - Понял.
   Истинный смысл переодевания Евлентьев понял лишь через несколько дней. Он
  как-то поймал себя на том, что уже нет у него своих шальных мыслей и
  желаний, не стремится он заявить о себе что-то такое своеобразное, он как бы
  втянулся в общий строй, и быть в стороне от этого строя ему не хотелось.
  Хотя прошло-то всего несколько дней, не то три, не то четыре. И дошло до
  Евлентьева, что форма выстраивает и их мысли, желания. Не во всем, не до
  конца, но подгоняет, подгоняет всех под одну гребенку.
   И сделал тогда Евлентьев в себе еще одно открытие - ему это нравилось.
   Форма не только пригибала, она и выравнивала, она вынуждала держаться
  выпрямив грудь и вскинув подбородок. И не только исправляла интеллигентскую
  сутуловатость, нечто подобное она производила и с мироощущением. Форма
  выпрямляла его мысли, вроде бы они становились ограниченными, но в то же
  время правильными, это Евлентьев заметил - жестковато он стал относиться и к
  себе, и к окружающим его ребятам, и к тому, что помнил из прежней своей
  жизни. Проще стали его мысли.
   И все меньше с каждым днем оставалось причин, которые могли заставить его
  задуматься, засомневаться, заколебаться... Он ясно сознавал, что это
  временно,