тому в
  Пестром зале их материли пьяно, исступленно и бесстрашно.
   И это кончилось. Куда-то исчезло литературное начальство, все эти
  выверенные и взлелеянные классики, вся эта гордость отечественной
  литературы.
   Покинули их красавицы в благоухающих манто, их дубовые кабинеты заняли
  нахрапистые качки с выбритыми затылками, а издатели обратили свои взоры к
  книгам, написанным бывшими ментами, зеками и стукачами. И совершенно
  недоступным сделался ресторан в Дубовом зале. Отремонтированный и выведенный
  на высший мировой уровень по ценам и обслуживанию, он стоял пустой и
  холодный, словно в ожидании людей, которые придут сюда, чтобы предаться горю
  и безутешности.
   Но нет, писатели уже не ходили дальше вестибюля и подвального буфета. За
  скромный ужин с друзьями по случаю вышедшей книги пришлось бы отдать весь
  гонорар, полученный за эту самую книгу.
   Лишь изредка в дальнем полумраке можно было увидеть молчаливую пару. И ни
  огня не полыхало в их глазах, ни блеска, словно давно все было сказано,
  давно решено и осталось только съесть и выпить то, что им принесут. Да и
  ели-то лениво, ковыряясь в тарелках, и расплачивались, лениво отсчитывая
  стотысячные купюры, и уходили, чтобы предаться делам более приятным. Он -
  черноглазый и нагловато-вальяжный, она - естественно, белокурая, с истомой в
  глазах и с вызовом, но подавленная, все-таки подавленная той суммой, которую
  кавалер отвалил