бращал на них внимания.
   Иногда от других столиков доносился слабый звук сказанного слова, иногда
  звякала вилка, неосторожно положенная на поднос, раздавался приглушенный
  звон хрусталя - в дальнем углу пили вино. Евлентьев молча кусок за куском
  уплетал осетрину - он не помнил, когда ел подобное прошлый раз, да и ел ли
  такое вообще когда-нибудь.
   Самохин не мешал ему, не докучал разговорами, он тоже все свое внимание
  отдал осетрине.
   - С утра ни крошки во рту, - наконец произнес он слова, которые в
  общем-то не обязывали к какому-либо ответу. - Проголодался, как собака.
   - Было суетно?
   - День как день... Ты сегодня не торопишься?
   - Нет, не тороплюсь. Я и вчера не торопился. И завтра тоже мне некуда
  торопиться.
   - Не знаю, не знаю, - ответил Самохин, не поднимая глаз. - Не зарекайся,
  Виталик. - Самохин неожиданно поднял глаза и в упор посмотрел на Евлентьева.
  - Сколько зарабатываешь своей торговлей?
   - Миллион, - с некоторой заминкой ответил Евлентьев. - Иногда больше,
  иногда меньше... Но в среднем миллион.
   - В день?
   - Да ну тебя! - рассмеялся Евлентьев. - Скажешь тоже... В месяц. Но
  бывает больше, бывает меньше.
   - Хватает?
   - Смотря на что...
   - Понимаю, - усмехнулся Самохин. - На осетрину явно не хватит. Сегодня ты
  закусил своим месячным заработком.
   - Круто, - изумленно склонил голову Евлентьев. Он не был уязвлен
  вопросами Самохина, не почувствовал укора