ты показался мне слегка пошатнувшимся.
   - А я и есть пошатнувшийся.
   - Это хорошо.
   - Да? - удивился Евлентьев.
   - Это хорошо, что ты можешь об этом говорить спокойно и твердо. Значит,
  не так уж ты и пошатнулся. Это я имел в виду.
   - Как скажешь. Гена, как скажешь, - повторил Евлентьев. - Прекрасная
  осетрина, не правда ли?
   - Кончай обижаться. Мы сюда пришли не осетрину есть. Она и в других
  местах не хуже. Речь о другом. Есть предложение... Я выплачиваю тебе
  ежемесячно миллион. Но со своей торговлей ты заканчиваешь. Прекращаешь
  шататься по электричкам.
   - Отныне и навсегда?
   - Да, вот с этой самой минуты.
   - Но твой миллион, наверное, меня к чему-то обязывает?
   - Конечно. Я ведь знаю, что сыр бывает бесплатным только в мышеловке. И
  ты тоже это знаешь.
   - Знаю. Надеюсь, дело не дойдет до убийств? - улыбнулся Евлентьев.
   - И я надеюсь, - ответил Самохин, но без улыбки. Он остро, в упор глянул
  на Евлентьева, и его худощавое лицо напряглось. - Поручения будут несложные.
  Суть их заключается в том, что тебя никто не должен знать. Ты не входишь ни
  в банковские, ни в криминальные, ни в какие другие круги. Живешь своей
  жизнью, общаешься со своей девушкой...
   - Откуда ты знаешь о моей девушке?
   - Ничего я о ней не знаю. Просто посмотрев на тебя сейчас вот, я решил,
  что здесь не обошлось без женских усилий... Вот и все. Итак, тебя никто не
  знает, никто даже не догадывается,