на себя как бы со
  стороны и убедился, что вещицу Анастасия дала совсем неплохую.
   Евлентьев узнал Самохина далеко не сразу. Тот пришел в какой-то
  неприметной серой куртке, в синих джинсах, на голове, естественно, была
  вязаная шапочка. Он стоял у табло расписания поездов, которые отправлялись в
  сторону Голицына и Можайска или же приходили с той стороны. Руки в карманах,
  поднятый воротник, замызганные туфли... Нет, ничто в нем не напоминало того
  крутого парня, с которым он встречался всего сутки назад. Евлентьев какое-то
  время топтался в стороне, присматриваясь. Настороженность Анастасии
  передалась ему, и он словно пытался увидеть то, что невозможно было
  заметить, стоя лицом к лицу.
   - Привет, - сказал Евлентьев, пристраиваясь сбоку.
   - А, это ты, - не оборачиваясь, произнес Самохин. - Как здоровье?
   - Уже лучше. А ты? - Я еще два дня буду терпеть, маяться и проклинать
  себя за дурость. Три ночи мне нужно отоспать, чтобы окончательно в себя
  прийти. Прошла только одна...
   Пошли прогуляемся.
   И Самохин, так и не взглянув на Евлентьева, направился в переход под
  мостом. Выйдя с противоположной стороны, они свернули влево, по ступенькам
  поднялись на мост, потом спустились уже к Ленинградскому проспекту. Подойдя
  к часовому заводу, повернули направо и оказались на совершенно пустой
  улочке, которая вела к издательству "Правда". Самохин зябко поднял плечи.
  Лицо его, такое