отрел его и вернул Евлентьеву.
   - Все ясно... Нервно-паралитический. Такие баллончики запрещено не только
  носить при себе, но даже иметь дома под подушкой. Мужик, которого ты
  опрыскал, умер там же, на ступеньках в гидъезде. Ты еще не выехал из
  Одинцова, а он уже был мертв.
   - Так - протянул Евлентьев. - Это что же получается, что ты убийца, тебя
  ищет милиция, ищут дружки этого покойника. Получается, что появляться тебе
  нельзя не только в самом Одинцове, но и в районе Белорусского вокзала,
  потому что там всегда полно жителей из этого городка. Составлен твой
  словесный портрет... Рост, внешность, возраст...
   - Получается, - продолжал тянуть Евлентьев, пытаясь осознать все, что
  сказал ему Самохин. - Получается, что...
   - Тебе нельзя больше ходить в этой куртке, в этой шапочке... Тебе надо
  купить темные очки и сходить в парикмахерскую. Иначе дружки этого покойника
  опознают тебя мгновенно. Дадут показания. И все их слова будут иметь
  юридическую силу. Ты когда-нибудь привлекался к уголовной ответственности?
   - Что?
   - Тебя судили? Ты сидел?
   - Ты что?!
   - Виталик, давай договоримся... Я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Ты
  задаешь - я отвечаю. А лишних слов мы с тобой произносить не будем. Не будем
  материться, вскрикивать, постанывать, попукивать... Договорились?
  Единственно, на что хватило Евлентьева, так это на слабый кивок.
   - Отлично. Повторяю - ты сидел?