костру, он бросил туда баллончик. Взрыв раздался, когда Самохин уже сидел в
  машине. Старушки вздрогнули, залопотали что-то по-своему, опасливо глядя на
  разбросанный костерок.
   - Зачем? - спросил Евлентьев.
   - Улика... Теперь, старик, тебе всю жизнь придется заниматься только
  одним - уничтожением улик. Ты будешь всю жизнь уничтожать их дома, на улице,
  в магазинах, постоянно и неустанно, постоянно и неустанно.
   - Понял, - кивнул Евлентьев. У него было такое ощущение, будто прямо у
  ног вдруг неожиданно разверзлась темная пропасть, и он не может сделать
  назад даже шага, под ним осыпается земля, летят вниз мелкие камешки, а его
  ботинки уже скользят, скользят вниз.
   - Не все ты понял, старик, не все... Я ведь тоже подзалетел.
   - А ты почему?
   - Я послал человека, а мой человек совершил убийство. Не за тем ли я его
  и посылал? Что мне отвечать господину, который живет в этом доме? Не думай
  не отвечай... Эти ребята берут меня за яйца, подвешивают к суку и спрашивают
  - кто убил? И уточняют, что висеть я буду долго-долго... Что мне им
  ответить, старик?
   - Скажи, что твой человек здесь ни при чем.
   - Правильно. Молодец. Мыслишь здраво. Я так и сказал.
   - А они?
   - Проверим, говорят.
   - Что же делать?
   - Ты помнишь, что мы отвечали на этот вопрос, когда пацанами были?
  Помнишь?
   - Что-то не очень...
   - Когда кто-то спрашивал, что делать, мы отвечали - пердеть и бегать.
  Очень