мо спросил Валентин Матвеевич.
   - Жена?
   - Любовь. Люба. Снимки недавние, прошлого года, и она ни капли не
  изменилась.
   Петр присмотрелся к супруге - баба как баба. Наверно, он мог бы с такой
  жить. Теоретически. Нет, не было ее. Вот врач сказал про засаду, и
  встрепенулось что-то, а Любовь - нет. Не цепляет. И юноша на другом
  фото... Длинная челка, немного смахивает на Гитлера. Почему он брюнет? На
  верхней губе - большая родинка... Ну как забыть родного сына? Петр
  натужился до боли в висках - ничего. Глухо. Не родной он ему, и дамочка
  эта - тоже.
   "Шьют, - осенило его. - Лепят новую биографию. Сперва стерли настоящую, а
  теперь вдалбливают - либо чью-то чужую, либо вообще искусственную. Собрали
  тысячу фактиков, смонтировали снимки и пытаются из всего этого построить
  его прошлое. Оттого и не застревает в мозгах, не задерживается".
   - Зачем вы это делаете?
   - Вы опять за свое? - опечалился доктор. А главное, сразу понял, о чем
  речь. Интересно, сколько с ним уже возятся? Петр представил себе снег, но
  с решетками он не ассоциировался. Похоже, зимой он еще был на свободе. Не
  здесь. Не в этой странной дурке, где психи выглядят не более сумасшедшими,
  чем персонал. Фальшивая память - фальшивый дурдом.
   С Валентином Матвеевичем они так ни о чем и не договорились. Еще десяток
  наводящих вопросов - столько же невнятных ответов. Завтра доктор велел
  прийти в двенадцать. Петр сказал, чтоб напомнили