описать - уже сориентировался. Два-три года, и память вернется. Сколько
  ему тогда будет? А сколько ему сейчас?
   Петр застегнул последнюю пуговицу - пальцы помнили, что от нее отломлена
  половинка, - и выскочил в коридор. Восстанавливая планировку, повертел
  головой: налево - зарешеченное окно с широким подоконником, направо -
  другие палаты и столовая. Там же и выход - серая железная дверь с засовом
  и стол, за которым днем и ночью сидит какой-нибудь бугай.
   Туалет был прямо напротив. Петр зашел в кабинку без двери и снова
  убедился, что все моторные рефлексы в норме. Судя по запаху, здесь было
  принято мочиться мимо унитаза, но он себе такого хамства не позволил.
  Погоняв по раковине скользкий обмылок, Петр умудрился-таки вымыть руки,
  потом ополоснул лицо и, собравшись с духом, поднял голову к зеркалу.
   За ржавыми разводами в темном стекле проявилась небритая, слегка
  одутловатая, но, в общем-то, приличная физиономия. "Лет тридцать пять", -
  оценил Петр, замирая в надежде на чудо. Нет, не вспомнить. Обычная морда:
  карие глаза, короткие пшеничные волосы. Нос с маленькой горбинкой - не от
  родителей, а от... ну, ну! Нет, никак. Знает, что нос ломали, причем два
  раза, но где и когда...
   Он оторвался от зеркала и с тоской оглядел сортир. Четыре гнезда,
  разделенные низкими перегородками, лампочка без плафона. Замазанное
  известкой окно - за ним угадываются темные стальные прутья, такие же, как
  во всех