сь,
  что чеченцы, если они не состоят с тобой в состоянии газавата, - очень
  гостеприимные люди. Впервые на этой земле я выступал в ипостаси мирного
  человека, и это было страшно непривычно, дико как-то. Мы миновали 17
  блокпостов и застав, и везде нас беспощадно шмонали, невзирая на
  универсальный пропуск и предписание, подписанное каким-то большим чином из
  МО, в котором, в частности, строго предписывалось всем подряд: "...оказывать
  содействие в решении вопросов организационного характера..." Грязные,
  оборванные пацаны на постах клали прибор на наши бумаги и тщательно
  досматривали каждую пядь "ленда" - даже заглядывали под днище, вызывая у
  меня состояние легкой настороженности. Ствол нигде не обнаружили - значит, я
  рассчитал все верно.
   Тэда такое отношение здорово раздражало, и он всегда ругался, подвергаясь
  очередному обыску. А я каждый раз вздрагивал, когда замечал казавшуюся
  знакомой физиономию, и напрягался, ожидая, что она расползется в улыбке и
  заорет:
   - Сыч! А ты какого хрена с этим вахлаком тут делаешь?
   Нас несколько раз проверяли чеченские менты, а однажды мы напоролись на
  "духовский" разъезд - при пересечении территории, контролируемой боевиками.
   Когда мы добрались до этого села, я до того наловчился коверкать русский
  на англоязычный манер, переводя Тэду обращения проверяющих и наоборот, что
  отвык нормально говорить. А еще я перестал вздрагивать и напрягаться перед
  угрозой разоблачения: допер наконец, что здесь меня вряд ли кто